Марсельская единица ле корбюзье программа и влияние. Жилой комплекс в марселе ле корбюзье. Национальный музей западного искусства в Токио

Публикуется по изданию «Ле Корбюзье. Архитектура XX века». Перевод с французского В.Н. Зайцева. Под редакцией Топуридзе К.Т. Издательство «Прогресс». 1970.

Марсельская жилая единица (Unité d"Habitation) - семнадцатиэтажный единый комплекс в Марселе (1945-1952) расположен среди парка на бульваре Мишле. Ориентация квартир - восток - запад, на север» (в сторону мистраля) выходит глухой торец. Здание поднято на мощных опорах. Оно включает 337 квартир 23 различных типов (квартиры для холостяков, для мало- и многосемейных), обслуживаемых пятью коридорами- «внутренними улицами», средняя из которых, торговая, связывает квартиры с различными учреждениями торговли и обслуживания, размещенными в доме.. Квартиры расположены в двух уровнях, что позволило разместить коридоры через два этажа и дало возможность резко дифференцировать комнаты по высоте, внести в интерьер жилища пространственные контрасты.

Марсельский дом - это эксперимент с целой серией идей в области стандартизации и современных методов строительства и вместе с тем плод градостроительной концепции, определяющий принцип которой - свободная постановка в пространстве многоэтажных зданий. Это и опыт организации средствами архитектуры определенного образа жизни с заданным соотношением индивидуального и коллективного. Архитектура дома активна и красноречива. Она не только формирует быт жильцов, но и страстно апеллирует к их духовному миру, утверждая свое право на то, чтобы быть «искусством в его высшем выражении».

От бульвара Мишле к стоящему в глубине участка зданию, простой объем которого взгляд охватывает сразу, во всей дельности замысла и оркестровке пропорций и дальше через вестибюль (принадлежащий столько же внешнему миру, сколько и интерьеру), через темные, напоминающие улицы в южных городах, подсвеченные «окрашенным» светом улицы-коридоры, которые сменяются залитым солнечным светом пространством квартир, а потом тесным, казалось бы замкнутым, миром пониженного верхнего этажа (детского сада), архитектор постепенно разворачивает пространственную структуру дома через смену впечатлений к главному, завершающему, когда при выходе на крышу- террасу открывается грандиозный спектакль, в котором природа и архитектура играют одинаково важную роль. Поддержанное и усиленное синтезом природных и созданных человеком форм (благодаря точно найденным соотношениям между ближними элементами здания и дальними планами ландшафта) ощущение огромности сооружения перерастает в чувство величия окружающего, которое составляет содержание архитектуры дома, ее смысл и цель. Сила эмоционального воздействия ансамбля крыши-террасы марсельского дома так велика, что кажется, будто все многообразие его композиции было лишь подготовкой к этому моменту раскрытия замысла архитектора.

Марсельский дом послужил прототипом для «жилых единиц», построенных Ле Корбюзье с некоторыми изменениями в 1957- 1959 гг. в Нант-Резе, Берлине, Брие-ан-Форе, а также позднее, по его проекту, в Фирмини (1968).

Всеобщая история архитектуры

В 1945 году Министр по вопросам реконструкции Франции Рауль Дотри заключает соглашение с Ле Корбюзье на строительство в Марселе «Жилой единицы». Ле Корбюзье дает согласие на это строительство при непременном условии освободить его от подчинения действующим нормативам. С этим условием согласились, и Ле Корбюзье приступает к проектированию и строительству марсельской «Единицы». Затем - пять лет неистовых бурь, надругательств и жестоких предательств; нападки разъяренной и подстрекаемой прессы. Министр строительства Клодиус Пети проявляет смелость, став на защиту Ле Корбюзье. Когда «Единица» на бульваре Мишле в Марселе была построена, против Ле Корбюзье затевается судебное дело с предъявлением иска в 20 млн. франков за нанесение ущерба природе Франции. В качестве истца выступает 80-летний президент никому не известного «Общества по охране ландшафта Франции»... Общество проигрывает процесс! Теперь внимание всего населения Марселя обращено на объект, который в течение пяти лет считался его несчастьем и позором. «Единица» получает наименование «Дом Ле Корбюзье». На многочисленных перекрестках города устанавливают указатели с его наименованием. Один из банков (совместно с государственными органами) организует концессию по эксплуатации здания как туристского объекта и зарабатывает на этом тридцать миллионов, не отчислив ни единого франка проектировщикам из мастерской на улице де Севр, 35...

Марсельская «Единица» стала учебным центром международного значения.

Вот основная идея «Жилой Единицы»:

«Если вы стремитесь жить с вашей семьей в обстановке задушевной дружбы, в тишине и покое, среди природы, объединяйтесь по 2 тыс. человек (мужчин, женщин и детей); входите в дом через одну дверь; пользуйтесь четырьмя лифтами, вмещающими по 20 человек, которые доставят вас в любую из восьми внутренних улиц, расположенных одна над другой. Там вы будете жить в уединении и тишине; солнце, воздух и зелень заполнят ваши окна. Дети ваши будут играть на траве или в саду на крыше дома»...

К 1950 году Президент медицинского общества департамента Сены заполнил французскую прессу тревожными сообщениями о том, что Ле Корбюзье удесятерит число душевнобольных во Франции из-за скученности и шума в выстроенном им доме. Представитель Министерства градостроительства распространит эту тревогу по Марселю. Год спустя, когда тишина и полная изолированность квартир будут подтверждены жизнью..., он же будет утверждать, что в этих домах люди испытывают «трагическое одиночество!...».

1953 год. Триумфальное открытие Марсельской «Единицы» министром Клодиусом Пети. На фотографиях, посвященных этой церемонии, мы видим счастливо улыбающегося, наиболее ожесточенного противника этого строительства из Марсельского муниципалитета, который стоит рядом с Ле Корбюзье.

После войны, в 1947ом – 52ом годах, Ле Корбюзье строит жилой дом в Марселе, так называемый Марсельский блок или Марсельская единица. Фактически это доходный дом, но как он отличается от мировой практики строительства домов такого типа.

По блоку можно гулять целый день, находясь в совершенно разных пространствах. Многие годы это сооружение считалось одним из самых значимых архитектурных произведений 20го века. Сейчас, если оценивать архитектуру, как объект любования, то Марсельский блок не из лучших. Тысячи подражаний обесценили его образ. Я хочу доказать, что и сейчас он не потерял своей значимости.

В основе создания Марсельского блока лежат две идеи. Одна – пластическая, идущая, видимо, от вилленблоков, и вторая социальная, которую можно отнести к советским домам-коммунам двадцатых. В этой связи заслуживает особого внимания дом М.Гинзбурга – И.Милиниса на Новинском бульваре, где Ле Корбюзье бывал, когда приезжал в Москву в 30тых. Первая идея прослеживается в квартирах и коридорах. Вторая во включенных в здание общественных пространствах.

О квартирах. Дом пронизывают низкие, длинные коридоры, ведущие в жилые квартиры. Их пластическая сложность создаётся цветной покраской стен, заглублением входных дверей и ящиками для операций со стиркой белья. Из коридора можно войти в две двухэтажные квартиры. Одна развивается над ним. Другая под ним. Таким образом, между коридорами расположено два квартирных этажа по 2.28м. в чистоте. Если мы входим в квартиру, развивающуюся наверх, то перед нами передняя, кухня и гостиная 3.36м шириной, частично двухсветная. На втором этаже спальня, нависающая над пространством гостиной и две узкие спальни (детские) по 1.66 м шириной. При входе в такую спальню, у стены расположен умывальник, шкаф и кровать. Дальше, ближе к окну, находится рабочий стол и раздвижная стена. С её помощью можно объединить часть пространства двух комнат. За спальнями и за гостиной находятся глубокие лоджии (в Марселе очень солнечно), что позволяет иметь ширину этого дома более 20ти метров. Возможно, кому-то жить в такой квартире покажется не вполне удобно. Квартира не велика. Главная спальня открыта в гостиную. Малые спальни низкие, узкие и слишком длинные. Но для живущего в квартире происходит постоянная контрастная смена ощущений, благодаря чему создаётся иллюзия сложного, многомерного, и вместе с тем, приватного пространства.

Кроме жилья, Марсельский блок имеет четыре уровня общественных зон. Внизу, на уровне земли, находится входной вестибюль и мощные опоры, которые держат всё здание. Среди этих опор и примыкающей к ним зелени, Ле Корбюзье умудрился передать удивительное ощущение мощи, прохлады и спокойствия, свойственному скорее дубовой роще, чем основанию крупного жилого дома.

Кроме этого, на части 7-го и 8-го этажа, Мастер создает двухсветную улицу, закрытую от лучей солнца лесом вертикальных жалюзи. На двух этажах этой улицы расположены рестораны, магазины и спортзал. Это – совершенно удивительный элемент Марсельского блока. Из низких коридоров с приглушенным электрическим светом житель неожиданно, внутри своего дома, попадает в светлое городское пространство с небольшими кафе и барами. Но и этого мало, житель дома может попасть на крышу в совершенно новую пространственную среду. Это не хитросплетение квартир, не внутренняя улица, не бары, не магазины и не прохладные опоры. Это вид на великолепный простор открытый солнцу, морю и зелёни. Как и любое произведение Ле Корбюзье, крыша представляет собой уникальную скульптурную композицию. Но самое удивительное, что в этой скульптуре удобно разместилась эстрада, детский сад, плескательный бассейн и беговая дорожка. Всё работает на пластику.

Стоя на крыше, у человека создавалось впечатление, что он находится над пропастью, но, подойдя к краю, рядом, под ним, оказывалась узкая беговая дорожка, опоясывающая весь дом. Дорожка снаружи закрывается стеной выше человеческого роста. Это ещё один пространственный изыск. В доме подобных изысков множество, он насыщен ими от крыши до опор основания. Что стоит, например, и пластика фасадов, и их совершенно неожиданная раскраска. Или изящная винтовая лестница в торце фасада. Таким образом, это не просто дом. Пространственных впечатлений может хватить на целый город.

Я несколько раз побывал в Марсельском блоке. «Я люблю свою квартиру, но жить в ней не очень удобно», сказал мне один из жителей. «Дом потрясающий, но ни магазинами, ни ресторанами я не пользуюсь» вторил ему другой. В ресторане сидели туристы. На крыше бегали дети из других кварталов. На одном из этажей появилась гостиница. Так что, работали далеко не все обслуживающие дом системы, придуманные Мастером. Но я часами не мог покинуть здание, телесно ощущая скульптуры его пространств. Это был удивительный учебник «реальной» архитектуры. Если, по выражению Ле Корбюзье, «дом это машина для жилья», то Марсельский блок, скорее экспериментальный концепт-кар, чем удобный буржуазный городской автомобиль. В этой связи изысканные пространства Марсельской единицы интересно сравнить с близким по размеру домом в Ясенево или в Бирюлёво.

Илья Лежава

Потерпев неудачу с комплексной программой жизнеустройства, Ле Корбюзье взялся за прототип его структурной ячейки - «жилую единицу». В 1947-1952 гг. он создал такой прототип в Марселе, синтезируя идеи, связанные со всем его профессиональным опытом. Исходный принцип - связь между индивидуальным и коллективным - восходит к впечатлениям, полученным Ле Корбюзье во время путешествия на Восток (1907), от монастырей Афона и монастыря Валь д"Эма в Тоскане. 337 ячеек «жилой единицы», подобно монашеским кельям, должны обеспечить индивидуальную приватность для каждой семьи, в сочетании с возможностью включиться в деятельность коллектива. Последняя, по замыслу Ле Корбюзье, охватывала 26 социальных функций - для них были, в частности, предусмотрены спортивный зал, торговая галерея, занимающая часть 7 и 8-го этажей, прогулочная крыша с беговой дорожкой, плескательным бассейном и детским садом. Дом, таким образом, создавался и по образцу советских домов-коммун конца 1920-х годов, «конденсаторов общественной жизни» (с ними Ле Корбюзье познакомился, наезжая в Москву во время строительства Дома Центросоюза). Самодостаточностью, независимостью от непосредственного окружения дом напоминал модель фаланстера Фурье.

Каждое его жилище имеет гостиную двойной высоты, открытую в глубокую лоджию с солнцезащитным козырьком, и низкую часть, проходящую от гостиной сквозь всю глубину корпуса до маленького балкона на противоположном фасаде. Квартиры складываются так, что двойная высота одного жилища оказывается над, а второго - под низкой частью другого. Вместе они образуют целое, равное по высоте трем этажам, с осевым коридором, который пронизывает их по среднему, второму уровню. Благодаря этому коридоры - «внутренние улицы» - расположены лишь на каждом третьем этаже, и чтобы обслужить все этажи дома, их понадобилось лишь 5. Вход в одни квартиры находится на уровне антресоли гостиной, в другие - на ее нижнем уровне.

Квартиры разделены акустически и сформированы как независимые микрообъекты, закрепленные внутри бетонной клетки каркаса. Ле Корбюзье сравнивал эту систему с бутылками, уложенными на стеллаж. Их внутренние пространства напряжены, контрастны. Сжатая низкая часть переходит в высокий объем гостиной, «бассейн света», откуда для каждой ячейки открывается свой вид на окружение, скадрированный и обрамленный глубокой лоджией, благодаря чему чувство защищенности сильно, как в пещере.

Ле Корбюзье исходил от постулата, что предназначенный для человека дом должен быть создан в человеческом масштабе. Марсельская единица стала первым опытом применения разработанной Ле Корбюзье соразмерной масштабу человека всеобщей гармоничной системы мер, которой он дал название «Модулор». Система основывается на золотом сечении и приближающихся к нему отношениях чисел ряда Фибоначчи. Эмблема ее - мужская фигура с поднятой рукой. Ее сопровождают переплетающиеся спирали «красного» и «синего» рядов величин, возрастающих в отношении золотого сечения. Основа «красного ряда» - условный рост человека, принятый равным 6 футам (182,8 см). Членение, уменьшающее исходную величину в золотом сечении, определяет сторону квадрата, удвоение которого дает рост человека с поднятой рукой (226 см = 89 дюймов), начиная при этом «синий ряд» размеров. Размерности марсельской жилой единицы сверены по шкалам Модулора, что должно было не только ввести их в единство математической гармонии, но и связать с величинами и пропорциями человеческого тела.

Марсельская единица построена на 15 основных величинах Модулора - включая длину здания, глубину его корпуса и высоту (соответственно 140, 24 и 56 м). Размер 226 см определил минимальную высоту помещений в чистоте; шкалой Модулора задан и планировочный шаг, а следовательно, чистое пространство между стенами квартиры - 366 см. По словам Ле Корбюзье, Эйншейн, ознакомившийся с Модулором, сказал, что благодаря ему «плохое сделать трудно и сложно, хорошее - просто и естественно» (Le Corbusier. Oeuvre complete 1946-1952. Zurich, 1961. P. 179). Связь между всеми величинами, основанная на простых гармоничных пропорциях, сводит их, а вместе с ними - элементы здания, в единство системы семантических значений. Пропорциональные связи вносят классическую облагороженность в простоту выражения функционального.

Громадная целостность «марсельской единицы» семантически неоднозначна; она может прочитываться как метафора монастыря или океанского лайнера (последнему способствует бетонный ландшафт плоской прогулочной крыши- палубы - с надстройками, высокими цилиндрами и опрокинутыми конусами труб различных систем жизнеобеспечения). В ней могут раскрываться и антропоморфные аналогии - на это обратил внимание критик П. Блейк, сравнивший «марсельскую единицу», поднятую на расширяющихся кверху конусах бетонных пилонов, с грандиозной силой боксера-тяжеловеса Джо Льюиса (Blake P. Le Corbusier. Harmondsworth. 1963. P. 123) - кстати, на своих набросках Ле Корбюзье изображал себя боксером. Антропоморфность метафор здания подтверждается эмблемой Модулора - человек с поднятой рукой, обратный рельеф которого выдавлен в бетоне у входа.

Отголоском антропоморфных метафор стал и выбор материала, из которого выполнены формы здания, - «грубого бетона», «открытого бетона». На такие метафоры ссылался сам Ле Корбюзье, мотивируя брутальную эстетику материального воплощения замысла (ставшую не просто модой, но отправным началом нового направления в европейской архитектуре): «Дефекты всех частей сооружения кричат об одном! Случайно у нас нет денег! Но даже с деньгами проблема устранения дефектов выглядит неразрешимой... Открытый бетон показывает малейшие случайности в опалубке, стыки между планками, волокна и сучки дерева и прочее... Но ведь у мужчин и женщин вы не замечаете морщин и родимых пятен, кривых носов, бесчисленных странностей... Дефекты гуманны; они - это мы сами, наша повседневная жизнь» (Le Corbusier. Oeuvre complete 1946-1952. P. 191.).

Грубая осязаемость материала, неровного (иногда нарочито неровного), заменившая белизну и гладкость как бы нематериально абстрактных геометрических форм «классических» построек раннего периода, была самым заметным новшеством позднего Ле Корбюзье. Она диктовалась не трудностями послевоенного времени, но смещением эстетических предпочтений, была знаком начинающихся изменений в сфере не только форм, но и смыслов, которые несет архитектура. «Я решил создавать красоту посредством контраста. Я хочу найти их взаимную дополнительность и затеять игру между грубостью и изяществом, между точностью и случайностью. Я сделаю людей думающими и воспринимающими» (Le Corbusier. Oeuvre complete 1946-1952. P. 191.). Идеальные гладкие плоскости фасадов стали скульптурными, изменилась не только их фактура, но и степень пластичности. Сильные, сложные ритмы активизируют их поверхность. Ритм фасадов дополнен и осложнен окраской боковых сторон лоджий, где чередуются яркие чистые цвета. «Жилая единица» в Марселе стала наиболее «музыкальным» произведением Ле Корбюзье. Как эстетический объект она - самое яркое явление послевоенного десятилетия.

Пропорциональная целостность, однако, не исключила появления неудобных абсолютных величин. Слишком малый планировочный шаг не только привел к появлению детских спален шириной менее 180 см, напоминающих купе железнодорожных вагонов, но и сильно ограничил возможности персональных трансформаций в жилищах. Поэтому оказалось, что при 23 вариантах квартир, обеспеченных архитектором, многие жильцы остались недовольны недостаточными возможностями выбора и трансформаций. Кухням, образующим «сердце» жилищ, при очень глубоком корпусе недостает естественного света. Торговый центр, расположенный на середине высоты здания, чтобы сделать его только «своим» и отсечь посторонних, испытывает финансовые трудности и остается неразвитым.

Система обслуживания должна не просто удовлетворять потребности жильцов, но и ненавязчиво способствовать их общению и сплочению в коллектив - большой, но еще обозримый и управляемый. После своих неудачных контактов с политиками Ле Корбюзье стремился избежать политизации и не предусмотрел мест для общих собраний или неких помещений для общественных организаций.

Семантическое богатство формы и соответствие ее метафор духу времени принесли марсельской «жилой единице» всемирную славу. Но отношение к заложенной в ее основу утопической социальной программе было почти единогласно скептическим. По-разному относились к жизнеустройству по модели то ли монастыря, то ли океанского лайнера и обитатели «жилой единицы». Создавать по подобной программе крупное жилое образование нигде не решились (не был осуществлен и проект группы из трех «жилых единиц» в самом Марселе).

Но по марсельской модели построено несколько домов-реплик. Степень участия Ле Корбюзье в их проектировании различна. Во всех в сравнении с марсельским прототипом есть упрощенные формы; сокращена система обслуживания; гостиные в квартирах не всегда имеют двойную высоту, Модулор в некоторых случаях заменен метрическим модулем (жилые единицы в Нанте, 1953; Берлине, 1958; Бри-эн-Форе, 1959; Фирмини, 1968; последняя осуществлена учеником Ле Корбюзье, А. Воженски).

Иконников А.В. Архитектура XX века. Утопии и реальность

За время с 1947 по 1952 г. на окраине Марселя был построен дом «Жилая единица», в котором «социальное воображение» получило трехмерное выражение. Марсельцы называют его просто «домом Ле Корбюзье».

Проблема жилищного строительства принимает все более широкое значение, не ограничиваясь изолированной жилой ячейкой. Архитектор, так же как и градостроитель, должен стремиться к установлению активных связей между индивидуальной и общественной сферами жилища.

Смелость «Жилой единицы» заключается не в том, что под одной крышей поселено около 1600 человек, и даже не в том, что было создано 23 различных типа для 337 квартир - от однокомнатной квартиры до квартиры «для семей с восемью детьми».

Новаторство проекта заключается скорее в его обширных общественных учреждениях. Наиболее интересно в этом здании размещение торгового центра примерно в середине по высоте здания. Эту «центральную торговую улицу» можно сразу узнать по солнцезащитным экранам высотой в два этажа. Вместе с вертикальными рядами квадратных окон лестничных клеток в середине они определяют масштабность и выразительный облик всего здания. На этаже торгового центра помещаются самые разнообразные магазины, прачечная, химчистка, дамская и мужская парикмахерские, почта, газетные киоски, рестораны и небольшая гостиница. На верхнем, 17-м этаже расположены ясли на 150 детей. Пандус ведет непосредственно на террасу на крыше с комнатой отдыха, плеска- тельным бассейном и рядом привлекательных площадок для игр. Другая часть террасы на крыше предоставлена взрослым. На ней имеется частично крытая площадка для гимнастики и открытая спортивная площадка; в северном торце здания большая бетонная плита служит защитой от сильного северного ветра - мистраля, а также фоном для театральных представлений на открытом воздухе.

Пластические качества «Жилой единицы» делают его редким зрелищем с архитектурной точки зрения. Если в руках Роберта Майара железобетонный каркас терял свою жесткость и становился почти чем-то органическим, в руках Ле Корбюзье аморфный грубый бетон приобретал признаки естественного камня.

Ле Корбюзье считал, что бетон возможно рассматривать как искусственный камень, который вполне может быть показан в своем естественном состоянии (Le Corbusier. Oeuvre complete, v. V, p. 128-159.). Несколько лет спустя в Англии появилось архитектурное направление, так называемый новый брутализм, который исходит из этой тенденции.

Грубая бетонная поверхность применялась везде, где с ее помощью можно было усилить пластическое выражение. Любое изменение средиземноморского освещения отражается с особенной интенсивностью на грубых поверхностях вентиляционных шахт и башни лифта, расположенных на крыше, что помогает превращению этих утилитарных конструкций во впечатляющие скульптурные элементы.

Интенсивные чистые краски были использованы в этом здании. Но Ле Корбюзье как художник воздержался от окраски фасада, покрасив только боковые стенки балконов в красный, зеленый и желтый цвета. Все искусственно освещенные длинные переходы «внутренней улицы» были окрашены в яркие цвета, чтобы сделать их более привлекательными.

Это был смелый эксперимент. Даже после успешного открытия этого здания в конце 1952 г. французское правительство отнеслось к нему скептически и не решалось само сдавать в аренду квартиры и магазины, а сразу потребовало их продажи, чтобы переложить риск на плечи жильцов и владельцев магазинов. Однако теперь нет больше никакого сомнения в том, что здание оказало огромное влияние на формирование умов последующего поколения архитекторов. Жилая единица помогла освободить архитектора и планировщика от представления о доме как о простой сумме отдельных квартир и расширить его до более широких рамок коллективного человеческого жилища (Le Corbusier. Oeuvre complete, v. V, p. 128-159. Otto Konigsberger. New Towns in Indig.-«Town Planning Review», 1952, XXIII.).

Зигфрид Гидион. Пространство, время, архитектура (Sigfried Giedion. "Raum, Zeit, Architektur")

ЛЕ КОРБЮЗЬЕ.

ВОСПРИЯТИЕ ПРОСТРАНСТВА.

Умение манипулировать пространством - основа профессии архитектора. Люди получают удовольствие, слушая музыку, воспринимая глазами живопись, следя за хитросплетениями сюжета в романе или кино. А как же с архитектурой? Выясняется, что мы способны очень сильно телесно ощущать и сопереживать окружающее пространство.

Мы ощупываем взглядом детали, плоскости и фактуры. Фиксируем смену объемов и пространств. Упираемся в преграды. Пронзаем стены через проемы. Просачиваемся взглядом сквозь решетки и стекла… Мы залезаем на купол Флорентийского собора сперва по узкой лестнице, потом испытываем страх на балконе «поднебесья» интерьера, с трудом пробираемся по пространству двоякой кривизны между внешним и внутренним куполом и, наконец, попадаем на галерею, парящую над городом. Для того, чтобы испытать подобное, люди летят за тысячи километров и платят огромные деньги. Миллионы людей жадно «пожирают» пространственные изыски небоскребов Гонконга, Кападокийских пещер или остатков Римских форумов. Целые страны живут, продавая пространственные ощущения ненасытным туристам.

Архитектору редко выпадает удача вволю «поиграть» пространствами. Да и умеют очень немногие. Ле Корбюзье был один из немногих, кто мог преднамеренно создавать постройки, насыщенные пространственными эмоциями.

Многие слышали его имя. Но я подозреваю, не многие понимают, что это за явление в архитектурном мире. Прошло около полувека, как он умер, купаясь на границе с Италией, у городка Рокобрюн. Архитектурные формы расцвели за это время пышным цветом. Большинство людей, и даже профессионалы, смотрят на фотографии его произведений (подлинники изучают единицы) и снисходительно улыбаются. Да… В те далёкие времена это, наверное, было «круто». Я хочу показать, что это «круто» и сейчас.

Что хорошего в Парфеноне? В капелле Пацци, в Вандомской площади или в Барселонском павильоне. Об их красоте можно спорить. Но что несомненно, они глубоко профессионально осмысленны. Ничего лишнего. Каждая деталь точно соотнесена с целым. Интерьер и экстерьер неразделимы. Они поражают не «цирковой» формой, рассчитанной на удивляющихся, а фантастической пространственной проработкой, ориентированной на понимающих зрителей. Вот именно это умел делать Ле Корбюзье.

Но не только это. Он придумал город на 3 миллиона жителей. Именно придумал, а не скомпилировал из неких образцов. В центре его города не торговля, не церковь, не офисы, а гигантский пересадочный узел. Он придумал новый тип жилища - «виллэнблоки», то есть дома, состоящие из небольших двухэтажных вилл. Он придумал скелет жилой ячейки - «домино» и многое, многое другое. Диапазон его идей огромен! Но он не только придумывал. Его книги: «Современный город», «Когда соборы были белые», «Урбанизм», «Дом, как дворец» и многие другие, являются шедеврами публицистики. Он построил множество зданий, и среди них не только прекрасные музеи и виллы, но и целые города. У него масса неосуществлённых проектов, среди них планировка нового Алжира и Монтевидео. Наконец, он разработал совершенно оригинальную измерительную систему «Модулор». Во всех этих работах меня поражает то, как Ле Корбюзье управлял архитектурными пространствами. Он играл на них, как блестящий музыкант. Чтобы научиться слушать музыку архитектурных форм, надо внимательно изучить его произведения. Желательно в натуре. Рассмотрим подробнее несколько его объектов.

В 1922ом году Ле Корбюзье предлагает строить вилленблоки . Идея была проста. Есть средний класс. Денег на полноценную виллу с садом у них может не быть. Так нельзя ли сделать многоэтажный дом, состоящий из микро вилл?

Так появились проекты жилых домов и даже целых кварталов, состоящие из небольших, стоящих друг на друге, двухэтажных - вилленблоков. Ле Корбюзье всячески пропагандировал своё изобретение. На выставке Арт Деко, в 1925ом году он построил павильон Эспри Нуво , представлявший ячейку такой двухэтажной виллы, и наполнил её своими проектами.

Интересно, что полвека спустя, в Париже, Бернар Чуми в ряду павильонов парка Ля Вилетт, собирался восстановить павильон Мельникова и павильон Эспри Нуво, как самые значимые пространственные изыски 20тых. Пока сделать этого не удалось.

Ле Корбюзье. План двух этажей вилленблока. На первом этаже видны два коридора. Внешний - для обслуги и внутренний - для жильцов.

Пространство виллы можно разделить на две зоны. Во входной зоне две галереи пронизывают все находящиеся на этаже блоки. Внешняя галерея предназначена для прислуги, а идущая рядом, внутренняя, для «господ». За галереями - входной вестибюль, лестница на второй ярус, низкая часть гостиной и кухня. На втором этаже спальни. Вторая половина блока, в основном, двухсветная. Правая её часть - двухсветная гостиная, а левая (1/4 часть блока), представляет собой некое подобие сада, в который выходят все основные комнаты ячейки.

Таково краткое описание этого удивительного жилого пространства, до сих пор не имеющего прямых аналогов. Я полагаю, что все последующие опыты с двухэтажными квартирами (Дом на Новинском бульваре, дома в Нанте, в Марселе и т.д.) имели в своей основе структуру вилленблоков.

Ле Корбюзье построил несколько вилл. Для меня самая значительная Вилла - Савой в Пуаси , близ Парижа. Это его раннее произведение (29 - 31 годы). Внешне - ничего особенного. Спичечный коробок на ножках. Всего 700 кв.м.

Но человека, попавшего в неё, ждет удивительный набор пластических ощущений. Если посмотреть на это сооружение сверху, мы увидим не здание, а удивительную корбюзьерианскую скульптуру.

В доме три этажа. На первом этаже по фасадному фронту свободно стоят колонны. Помещения располагаются с отступом от фасадных линий. В них помещены вестибюль, гараж, прачечная и подсобные помещения, изолированные от «господских» покоев. Вестибюль небольшой, но хороших пропорций. При этом стеклянные его стены полукруглые. Небольшая тёмная дверь ведёт в сад. Винтовая лестница и пандус идут наверх, так, что можно выбрать путь передвижения. Но есть ещё одна, чисто функциональная, «тайная» лесенка. Она ведёт из складских и подсобных помещений первого этажа вверх, в кухню.

Вилла Савой. Пространственные эффекты, детали.

Второй - основной этаж этой виллы. Здесь расположены жилые помещения. Спальни небольшие, но очень удобные. Из них по коридору, мимо кухни, мы попадаем в длинную гостиную, внешняя сторона которой прорезана узкими окнами, а вторая сплошь стеклянная. Человек естественно поворачивается к свету ¬- а там огромная терраса, окруженная стеной с незастеклёнными ленточными окнами. Сквозь эти окна видна окружающая природа. Создаётся впечатление, что композиция пространств второго этажа построена по принципу улитки. Помещения постепенно увеличиваются. От замкнутых спален, через кухню и небольшой офис - в длинную гостиную с раздвижной стеклянной стеной. Сквозь эту стену открывается вид на «террасную комнату», открытую небу. В стенах террасы открытые ленточные окна, а сквозь них виден обширный газон, обрамлённый дубами по границе участка. Удивительно, как элегантно участок включён в восприятие домового пространства. Удивительно и то, что такой сложный пространственный эффект мастер создаёт, используя сравнительно небольшое пространство дома и самого участка. Но пространственная «улитка» второго этажа - не единственное достоинство этой виллы.

Путь с первого этажа на крышу - солярий, тоже достоин удивления. Вестибюль и второй этаж соединяют лестница и пандус. По лестнице легче всего попасть в спальни, а по пандусу в гостиную. Выше второго этажа пандус поднимается в солярий уже по улице. Вообще пандус олицетворяет спокойную поступь гостей. Перед ними раскрывается анфилада крупных презентационных пространств. Внутри дома - это гостиная, а снаружи - обширная терраса, и пронизанный светом, скульптурный солярий, из которого можно обозревать великолепные окрестности.

Винтовая же лестница закрыта. Она узка и очень пластична. Движения по ней быстры и целенаправленны. Маршрут прост. Надо из зоны вестибюля и подсобок, не выходя на улицу, незаметно минуя гостевые зоны, попасть в спальни, а затем выше, в небольшие закрытые помещения солярия. Внешняя форма помещений солярия, благодаря винтовой лестнице и некой пластичной ширмы, создают кривые поверхности сознательно нарушающие «коробчатый» силуэт постройки. Таким образом, люди могут жить в двух пространствах: во внешнем - парадном, и внутреннем - интимном. Эти пространства не просто разделены, как в традиционных виллах, но, постоянно переплетаясь и взаимодействуя, создают невероятные пространственные и пластические эффекты. С этих позиций можно сравнить пластику разбираемого сооружения с огромными современными виллами, набитыми случайно сочетающимися пространствами.

Поиски пространственных и скульптурных изысков виллы Савой можно продолжить до бесконечности. В краткой статье описать пространственные эмоции невозможно. Но ещё труднее искать их при помощи чертежей или фотографий. Виллу Савой можно ощутить только телесно, находясь внутри этого удивительного сооружения.

После войны, в 1947ом - 52ом годах, Ле Корбюзье строит жилой дом в Марселе, так называемый Марсельский блок или Марсельская единица . Фактически это доходный дом, но как он отличается от мировой практики строительства домов такого типа.

По блоку можно гулять целый день, находясь в совершенно разных пространствах. Многие годы это сооружение считалось одним из самых значимых архитектурных произведений 20го века. Сейчас, если оценивать архитектуру, как объект любования, то Марсельский блок не из лучших. Тысячи подражаний обесценили его образ. Я хочу доказать, что и сейчас он не потерял своей значимости.

В основе создания Марсельского блока лежат две идеи. Одна - пластическая, идущая, видимо, от вилленблоков, и вторая социальная, которую можно отнести к советским домам-коммунам двадцатых. В этой связи заслуживает особого внимания дом М.Гинзбурга - И.Милиниса на Новинском бульваре, где Ле Корбюзье бывал, когда приезжал в Москву в 30тых. Первая идея прослеживается в квартирах и коридорах. Вторая во включенных в здание общественных пространствах.

О квартирах. Дом пронизывают низкие, длинные коридоры, ведущие в жилые квартиры. Их пластическая сложность создаётся цветной покраской стен, заглублением входных дверей и ящиками для операций со стиркой белья. Из коридора можно войти в две двухэтажные квартиры. Одна развивается над ним. Другая под ним. Таким образом, между коридорами расположено два квартирных этажа по 2.28м. в чистоте. Если мы входим в квартиру, развивающуюся наверх, то перед нами передняя, кухня и гостиная 3.36м шириной, частично двухсветная. На втором этаже спальня, нависающая над пространством гостиной и две узкие спальни (детские) по 1.66 м шириной. При входе в такую спальню, у стены расположен умывальник, шкаф и кровать. Дальше, ближе к окну, находится рабочий стол и раздвижная стена. С её помощью можно объединить часть пространства двух комнат. За спальнями и за гостиной находятся глубокие лоджии (в Марселе очень солнечно), что позволяет иметь ширину этого дома более 20ти метров. Возможно, кому-то жить в такой квартире покажется не вполне удобно. Квартира не велика. Главная спальня открыта в гостиную. Малые спальни низкие, узкие и слишком длинные. Но для живущего в квартире происходит постоянная контрастная смена ощущений, благодаря чему создаётся иллюзия сложного, многомерного, и вместе с тем, приватного пространства.

Кроме жилья, Марсельский блок имеет четыре уровня общественных зон. Внизу, на уровне земли, находится входной вестибюль и мощные опоры, которые держат всё здание. Среди этих опор и примыкающей к ним зелени, Ле Корбюзье умудрился передать удивительное ощущение мощи, прохлады и спокойствия, свойственному скорее дубовой роще, чем основанию крупного жилого дома.

Кроме этого, на части 7-го и 8-го этажа, Мастер создает двухсветную улицу, закрытую от лучей солнца лесом вертикальных жалюзи. На двух этажах этой улицы расположены рестораны, магазины и спортзал. Это - совершенно удивительный элемент Марсельского блока. Из низких коридоров с приглушенным электрическим светом житель неожиданно, внутри своего дома, попадает в светлое городское пространство с небольшими кафе и барами. Но и этого мало, житель дома может попасть на крышу в совершенно новую пространственную среду. Это не хитросплетение квартир, не внутренняя улица, не бары, не магазины и не прохладные опоры. Это вид на великолепный простор открытый солнцу, морю и зелёни. Как и любое произведение Ле Корбюзье, крыша представляет собой уникальную скульптурную композицию. Но самое удивительное, что в этой скульптуре удобно разместилась эстрада, детский сад, плескательный бассейн и беговая дорожка. Всё работает на пластику.

Стоя на крыше, у человека создавалось впечатление, что он находится над пропастью, но, подойдя к краю, рядом, под ним, оказывалась узкая беговая дорожка, опоясывающая весь дом. Дорожка снаружи закрывается стеной выше человеческого роста. Это ещё один пространственный изыск. В доме подобных изысков множество, он насыщен ими от крыши до опор основания. Что стоит, например, и пластика фасадов, и их совершенно неожиданная раскраска. Или изящная винтовая лестница в торце фасада. Таким образом, это не просто дом. Пространственных впечатлений может хватить на целый город.

Я несколько раз побывал в Марсельском блоке. «Я люблю свою квартиру, но жить в ней не очень удобно», сказал мне один из жителей. «Дом потрясающий, но ни магазинами, ни ресторанами я не пользуюсь» вторил ему другой. В ресторане сидели туристы. На крыше бегали дети из других кварталов. На одном из этажей появилась гостиница. Так что, работали далеко не все обслуживающие дом системы, придуманные Мастером. Но я часами не мог покинуть здание, телесно ощущая скульптуры его пространств. Это был удивительный учебник «реальной» архитектуры. Если, по выражению Ле Корбюзье, «дом это машина для жилья», то Марсельский блок, скорее экспериментальный концепт-кар, чем удобный буржуазный городской автомобиль. В этой связи изысканные пространства Марсельской единицы интересно сравнить с близким по размеру домом в Ясенево или в Бирюлёво.

Вообще Ле Корбюзье пытался создавать пластические изыски, подчиняя все элементы своих построек некому «Модулору». Эта единая измерительная система, по его мнению, должна была быть принята архитектурным сообществом, на подобие метрической. Он утверждал, что если следовать Модулору, любое здание, любого стиля, будет соразмерно и красиво во всех своих деталях. Многие в шестидесятых и семидесятых увлекались Модулором. Но автоматически красота не получалась. Пользоваться подобным инструментом мог только сам Мастер.

Это сооружение удивительно что-то напоминает. Не остроумные семиотические интерпретации Дженкса, и даже не аналогии с псковскими церквями, на которых настаивает А. Меерсон, а что-то совсем иное. Позже я понял: его аналог - мегалитический дольмен. Их много в Бретани. Вертикально стоящие огромные камни, перекрытые гигантскими плитами. Иногда круглый вход. Верхний камень лежит неровно - один край выше другого. Щели.

Дольмен чаще всего связывают с гробницей. Но некоторые, наиболее крупные, служили жилищем или капищем. Дольмен волнует, поскольку это - исток монументальной архитектуры. Он вне моды, Он вне времени, Он - древнейший акт человеческой воли. Очень подходящий образец для «вечного» творения амбициознейшего зодчего двадцатого века.

Сооружение обладает удивительными пластическими изысками. Но, пожалуй, самое интересное, что мне показалось в этом объекте, наличие внешнего алтаря. Такая простая вещь, а трудно припомнить аналог. Есть фасадные фрески в южнославянских церквях. Есть временные сооружения для массовых молитв, когда паперть становится алтарем. Но наличие в церкви специально созданного внешнего алтаря, кафедры и аналоя - новость. Внешний алтарь довольно прост, но при определенном освещении он удивительным образом приобретает вид фрагмента картин Ле Корбюзье, с четко прописанными фигурами грубо измятых форм.

Пасмурно. На кафедре проповедник. Полное ощущение церковного действия. Пусто. Выглянуло солнце, и тени нарисовали трехмерную живописную картину. Подобные мистические переходы архитектуры в скульптуру и живопись невозможно ни описать, ни до конца осмыслить. Особенно сильно они работают с восточного угла алтарной ниши, там, где кривая стена уходит щелью в небольшую дверь, ведущую внутрь.

Несколько шагов в сторону, и картина резко меняется. С юго-восточного угла начинает мощно работать весь объем. Форма упрощается: видны только белые стены и два ломтя темной крыши. Именно тут возникают ассоциации с дольменом, шляпой, грибом, днищем корабля и т.д. Именно эта угловая точка наиболее запоминающийся образ капеллы.

Южная сторона. Смена декораций. Волнорез, распарывающий пополам крышу, отделяет живописную картину восточной стены от плоскости южного фасада. Южный фасад «работает» контрастами. Высокая световая башня слева от входа; темная тяжелая крыша и потрясающая белая стена, покрытая сетью мелких окон. М.О. Барщ говорил, что когда они, советские конструктивисты, попали в Италию, их потрясла роль детали в архитектуре Ренесанса. Именно деталь примирила их со сталинской классикой. На южном фасаде капеллы нет ни капельниц, ни скоций, ни окантов. Видимо, Ле Корбюзье это понимал и поэтому, им был создан «Модулор». На южном фасаде, ритмизированные модулором окна создают удивительное ощущение мельчайшей его деталировки.

Между стеной и башней (которую хотелось бы видеть колокольней), в нише находится главный вход в капеллу. На дверях (воротах) единственная цветная деталь фасада. Это абстрактная картина Мастера, символизирующая, возможно, божественное происхождение системы Модулор. Сине-красная геометрия. Звезда. Руки. Облака…

Северная сторона «сборная». Состоит из четырех разных частей. Слева открытый алтарь, над которым нависает «кусок» темной крыши. Далее стена с модулорными окнами (близко к южному фасаду). Эту часть фасада пересекает странная железная лестница, напоминающая аварийный выход из кинобудки. Далее две полубашни, фланкирующие ежедневный, рабочий вход в капеллу и закругленная стена, уходящая на западный фасад. Северный фасад явно не парадный. Деловой. Рабочий.

Западная сторона характерна высокой полуцилиндрической световой башней и небольшой лепной выпуклостью, транслирующей своей формой внутренние исповедальни. Перед стеной находится странная скульптурная купель, которая должна принимать во время дождя воду с крыши капеллы. Вода поступает через водомет. Это единственная аналогия с готикой. Однако никаких химер. Водомет выполнен в виде длинных буйволиных ноздрей, навеянных, видимо, Индией, поскольку Чандигарх строился в это же время.

Капелла не выглядит как католический храм, особенно интерьер. В традиционном католическом храме нет свободы воли, нет выбора. Ритм колонн, ритм окон, структура перекрытия - все направлено на алтарь, а дальше, через купол, к Богу. В Роншане все нарочито свободно. Мастер ставит себя выше канона. Точно также Ле Корбюзье поступает с жилыми домами, виллами, музеями. Он вырабатывает свой стиль, свою систему измерений, свой ордер, свою социальную программу и свой церковный канон. В результате в центре молельного храма он ставит не Бога, но свои пространственные амбиции.

Интерьер капеллы - гимн перетекающим пространствам. Свет и тень, в сравнительно небольшом помещении порождают сотни пространственных ощущений. Каждый шаг в сторону открывает новую форму. Формы эти создают удивительный мистический эффект, и, хотя это не традиционный собор, тут хочется молиться. Божественно-возвышенное настроение создается, прежде всего, серией проемов в южной стене. Темно. Свет, проходит через узкие цветные стекла. Восемь скамей на небольшом возвышении, слабо освещенные оконцами. Скамьи, обращенные на восток, находятся в большом пространстве, но, когда садишься на них, оказываешься в некой изолированной мистической зоне. Впереди алтарь, а вдали окно с распятием. Восточный фасад, тот, что снаружи имеет алтарь, покрыт, словно ночное небо, серией мелких «дырок». Дырки эти столь малы, что на фасаде их не видно. Но в интерьере они очень активно «работают», особенно солнечным утром. Важная деталь: между крышей и юго-восточными стенами имеется тонкая неровная щель. Эта щель создает сильнейший световой эффект. Благодаря ему, огромная крыша не давит, но парит над интерьером.

Чудеса внутреннего пространства капеллы этим не ограничиваются. Под высокой башней рядом с исповедальнями находится молельня с небольшим алтарем, открытая во внутреннее пространство. Напротив, в одной из башен северного входа - вторая малая изолированная молельня. Мощный верхний свет растворяется в пространствах этих молелен и затягивает людей из темноты интерьера. Успокаивает. Гипнотизирует. Завораживает.

Несколько неожиданно выглядит северо-восточный угол капеллы с алтарем и хорами, напоминающий фрагмент жилого интерьера. В качестве мелких деталей в этой зоне хороши световые окна северного фасада и ритм ступеней обратной стороны лестницы, ведущей на кафедру.

Подробное описание капеллы, которое я привел, естественно, не дает никакого представления о том, что ощущает человек, осваивая постройку глазом и телом. Музыку можно записать. Записывают балетные движения. Планы, разрезы, фасады, архитектурного сооружения тоже записывают, но пространственные эмоции адекватно транслировать другому человеку пока невозможно. Даже в кино.

Я ежедневно вижу десятки великолепных компьютерных анимаций. Их количество возрастает и обесценивается. Имея удобные проектные компьютерные программы и бесконечное число и построенных образцов, легко компилировать некие формы. Но качество реально построенного объекта всегда будет определяться парадоксами перетекания пространств, форм и поверхностей, а не чертежами и «трёхмерками». Японцы толпами водят школьников на экскурсии по шедеврам современной архитектуры, приучая в натуре ощущать игру пространств. Для культурного человека это также необходимо, как слушать музыку и воспринимать живопись.

Убежден, что в ближайшем будущем невозможно будет инструментально моделировать пространственные ощущения. Вот тут придется вспомнить о великом Мастере и его удивительном свойстве формировать в своей душе пространственные переживания, а затем виртуозно воспроизводить их в натуре. Тогда и наступит новый век славы Роншана, виллы Савой и Марсельского блока, как наступил век возрождения Барселонского павильона, находившихся в забвении многие десятилетия.

Рис. 5

корбюзье архитектура планировка проект

Начало 1950-х годов -- это начало нового периода у Корбюзье, характерного радикальным обновлением стиля. Он уходит от аскетизма и пуристской сдержанности своих прежних произведений. Теперь его почерк отличается богатством пластических форм, фактурной обработкой поверхностей. Построенные в эти годы здания вновь заставляют говорить о нём. Прежде всего это Марсельский блок (1947--1952) -- многоквартирный жилой дом в Марселе, расположенный особняком на просторном озеленённом участке. Корбюзье использовал в этом проекте стандартизированные квартиры «дуплекс» (в двух уровнях) с лоджиями, выходящими на обе стороны дома. Изначально Марсельский блок был задуман как экспериментальное жилище с идеей коллективного проживания (своего рода коммуна). Внутри здания -- в середине по его высоте -- расположен общественный комплекс услуг: кафетерий, библиотека, почта, продуктовые магазины и прочее. На ограждающих стенах лоджий впервые в таком масштабе применена раскраска в яркие чистые цвета -- полихромия. В этом проекте также широко применялось пропорционирование по системе «Модулор».

Подобные Жилые Единицы (частично видоизменённые) были возведены позже в городах Нант-Резем (1955), Бри-ан-Форе (1961), Фирмини (1968) (Франция), в Западном Берлине (1957). В этих постройках воплотилась идея «Лучезарного города» Корбюзье -- города, благоприятного для существования человека.

В 1950 году по приглашению индийских властей штата Пенджаб Корбюзье приступил к осуществлению самого масштабного проекта своей жизни -- проекта новой столицы штата, города Чандигарх. Город, включающий административный центр, жилые кварталы со всей инфраструктурой, школы, гостиницы и пр., строился в течение примерно десяти лет (1951--1960, достраивался на протяжении 1960-х гг.). Сотрудничали с Ле Корбюзье в проектировании Чандигарха архитекторы из Англии, супруги Максвелл Фрай и Джейн Дрю, а также Пьер Жаннере (брат Корбюзье), -- три Главных архитектора, которые осуществляли надзор за строительством. С ними работала также большая группа индийских архитекторов во главе с М. Н. Шарма.

Рис. 6

Постройки, спроектированные непосредственно самим Корбюзье, относятся к Капитолию , административному центру города. Это здания Секретариата , Дворца Правосудия и Ассамблеи . Каждое из них отличается яркой характерностью образа, мощной монументальностью и представляет собой новое слово в архитектуре того времени. Как и в Марсельском блоке, для наружной отделки в них применена особая технология обработки бетонной поверхности, так называемый «bйton brut» (с фр.?--?«необработанный бетон»). Эта техника, ставшая особенностью новой стилистики Ле Корбюзье, была подхвачена позже многими архитекторами Европы и стран других регионов, что позволило говорить о возникновении нового течения «брутализм».

Строительство Чандигарха курировал Джавахарлал Неру, первый премьер-министр независимой Индии. Город был создан проектировщиками целиком «от нуля», на новом месте, к тому же для цивилизации иного типа, нежели западные.

В целом это был совершенно новый, неизученный опыт. Последующие оценки в мире этого градостроительного эксперимента весьма разноречивы. Тем не менее, в самой Индии Чандигарх считается сегодня одним из самых удобных и красивых городов. Помимо этого, в Индии по проектам Корбюзье было возведено несколько зданий в городе Ахмадабад (1951--1957), -- также весьма оригинальных и по пластике и по внутреннему решению.

1950-е--1960-е годы -- время окончательного признания Ле Корбюзье. Он увенчан лаврами, засыпан заказами, каждый его проект реализуется. В это время построен ряд зданий, закрепивших его славу европейского архитектора-авангардиста № 1.

Главные из них -- капелла Роншан (1955, Франция), Бразильский павильон в студенческом городке в Париже, комплекс монастыря Ля Туретт (1957--1960), здание Музея западного искусства в Токио(1959). Здания, очень разные по своему архитектурному образу, пластическому решению, объединяет одно -- это все оригинальные, новаторские для своего времени произведения архитектуры.

Рис. 7

Одна из последних крупных работ Корбюзье -- построенный в США культурный центр Гарвардского университета, Карпентер-центр визуальных искусств (1959--1962). В этом сооружении, в его броских непривычных формах, воплотился весь многообразный опыт Корбюзье последнего периода. В отличие от коллективного проекта по созданию штаб-квартиры ООН, это единственная постройка Ле Корбюзье на территории Северной Америки с официально зафиксированным авторством.

Корбюзье скончался в возрасте 77 лет, утонув, предположительно из-за сердечного приступа, во время заплыва у мыса Рокебрюн, на Средиземном море, где он жил в своём летнем домике Le Cabanon . Это крошечная резиденция, служившая ему долгое время местом отдыха и работы, представляет собой своеобразный образец минимального жилища по Корбюзье. Процесс прощания с архитектором проходил в Лувре 1 сентября 1965 года под руководством писателя Андре Мальро, бывшего в то время министром культуры Франции. Корбюзье был похоронен рядом с женой на кладбище между городами Рокебрюн -- Кап-Мартен и Ментон.

Помимо архитектурного наследия, Корбюзье оставил после себя множество произведений пластического искусства и дизайна -- картин, скульптур, графических работ, а также образцов мебели. Многие из них хранятся в собрании Фонда Ле Корбюзье , который находится в построенной им вилле Ла Роша-Жаннере, в Париже. А также в павильоне Хейди Вебер в Цюрихе (Центр Ле Корбюзье), выставочном здании в стиле хай-тек, возведённом по его же проекту.

В 2002 году Фонд Ле Корбюзье и Министерство культуры Франции выступили с инициативой внести произведения Ле Корбюзье в список памятников Всемирного человеческого наследия ЮНЕСКО. Заручившись поддержкой стран, на территории которых имеются его постройки -- Франции, Аргентины, Германии, Швейцарии, Бельгии, Индии, Японии -- эти организации подготовили список произведений Ле Корбюзье для включения в «Памятники…» и внесли своё предложение в ЮНЕСКО в январе 2008 года.

Рис. 8

Рис. 9 Церковь Сен-Пьер в Зеленом Фирмини

Рис. 10 Памятник Ле Корбюзье в Москве

В 1947–1952 годах. Это одна из главных достопримечательностей города, и многие люди приезжают сюда специально ради нее. Даже если вас в Марселе интересует что-то совсем другое, буйабес или замок Иф, не поленитесь, съездите в «Лучезарный город».

Построек Ле Корбюзье сохранилось довольно много (одна даже в Москве, здание Центросоюза), но марсельская особенная. Это первая из пяти построенных «жилых единиц» (так архитектор назвал свой проект многоквартирных домов), отлично сохранившаяся и открытая для посетителей. А самое прекрасное, что она дает возможность побыть не только праздным наблюдателем, но и активным потребителем: тут есть музей, ресторан и даже отель. Нам повезло увидеть еще и несколько квартир, так как мы оказались в гостях у Ле Корбюзье во время «Дней наследия».

Дом должен стоять на сваях и не занимать место на земле, считал Ле Корбюзье

В двух словах история такова. После войны Франция, как и другие страны, нуждалась в большом количестве жилья, и традиционная индивидуальная застройка совершенно не могла спасти ситуацию. Проект Ле Корбюзье подходил идеально. Нас таким размером не удивишь, но по европейским меркам этот дом огромен, действительно почти город: 337 квартир, рассчитанных на 1 600 жителей. С городом его объединял не только размер, но и инфраструктура. Кроме квартир, в доме были устроены магазины, кафе, детский сад и т. п., а коридоры больше походили на улицы (так они, кстати, и называются). На эксплуатируемой, как и во всех проектах Ле Корбюзье, крыше можно было заниматься спортом или просто гулять. В доме было целых 23 вида квартир, от крохотных студий на одного до многокомнатных для семей с восемью детьми. Ле Корбюзье в какой-то мере вдохновлялся домом-коммуной Наркомфина архитектора Моисея Гинзбурга. Например, именно из России пришла идея двухуровневых квартир и проходящего через весь дом длинного коридора. Правда, французский архитектор не отнимал у жителей права на личную жизнь, а уж тем более на приготовление пищи (как можно!) - кухни были во всех квартирах, небольшие, но удобные, со встроенной мебелью по дизайну Шарлотты Перриан. Идея была не столько в совместном быте, сколько в удобстве. Совсем ленивые могли даже не ходить в магазин, а заказывать продукты на дом. Для этой цели в стены был врезан короб вроде большого почтового ящика: разносчик открывал его со стороны коридора и оставлял продукты, а покупатели их забирали изнутри квартиры.

Впрочем, прошедшее время тут совершенно неуместно. В отличие от дома Наркомфина, у марсельской «жилой единицы» все хорошо. Даже лучше, чем раньше: из социального жилья она давно превратилась в элитное, тут живут представители класса «бобо», буржуазной богемы. Цены на квартиры по марсельским меркам высоки (а по московским смешны - €3 000–3 500 евро за 1 м²), а коммунальные платежи и обслуживание дома выливаются в цену аренды неплохой квартиры в обычном доме. Здание признано памятником архитектуры, поэтому переделывать, даже внутри, ничего нельзя. Одна квартира, № 601, сохранена в первоначальном виде - именно ее показывают посетителям. Еще одна квартира, № 50 , принадлежит архитекторам, которые по собственной инициативе реставрировали ее, убрав все поздние дополнения, и восстановили все утраченные элементы вплоть до розеток. Время от времени они приглашают дизайнеров, чтобы те дополнили интерьер Ле Корбюзье своей мебелью, и тогда квартиру можно посмотреть. В остальных квартирах жильцы более свободны, могут менять мебель и даже кухни с сантехникой - понятно, что стандарты комфорта изменились с послевоенных годов.

Квартира дизайнера бижутерии Валери Сиккарелли

На «улице» третьего этажа по-прежнему работают магазины и офисы, правда, теперь это скорее агентства недвижимости и архитектурные бюро, чем булочные. Несколько лет назад там же открылся отель Le Corbusier и ресторан Le Ventre de l"Architecte . И тем, и другим заправляют фанаты Ле Корбюзье, живущие в этом же доме, Доминик и Альбан Жерарден. Они очень аккуратно относятся к наследию мэтра, по возможности сохраняют интерьеры или хотя бы дух автора дома. Аскетичные номера отеля стоят от 75 евро. Мы возможностью погостить у Ле Корбюзье не воспользовались - дом находится не в центре и ездить каждый день на автобусе не хотелось, но пообедали в ресторане. Очень рекомендую - жизнерадостная южная кухня в высокотехнологичном исполнении и с дизайнерской подачей. Правда, с тех пор там уже сменился повар, но меню, по крайней мере, выглядит неплохо.

Гастрономический ресторан Le Ventre de l"Architecte

Самое свежее новшество «Лучезарного города» - это арт-центр MAMO , который устроили в бывшем спортзале на крыше. Переустройством, точнее реставрацией, занимался знаменитый марселец Ора Ито. Дизайнер хоть и презирает авторитеты, к великому модернисту относится с уважением, поэтому он просто вернул спортзал и террасу в первоначальный вид. Теперь здесь проходят выставки и работает кафе, обставленное мебелью марки Cassina, которая производит вещи Ле Корбюзье и Шарлотты Перриан. За порядком на крыше следит сам архитектор - гигантская скульптура Ксавье Вейлана. Вообще эксплуатируемая крыша - одна из лучших идей Ле Корбюзье. Жаль, что она не вошла в повседневную практику.

Арт-центр MAMO в отреставрированном спортзале, перед ним - скульптура Ксавье Вейлана, изображающая автора дома за работой